Август 1991-го: трагедия ошибок

Его участники – как живые до сих пор, так и ушедшие из жизни, оставили после себя немало свидетельств. Они, конечно, сильно разнятся между собой: все зависит от того, кто какой «лагерь» представляет – коммунистов или демократов. По мнению последних, это был «переворот, призванный задушить ростки демократии, с трудом пробившиеся сквозь каменистую почву тоталитаризма». Первые же полагают: это была попытка спасти страну от хаоса. Истина, как ей и положено быть, находится где-то посередине…

Свидетельствует член Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП), в 1991 году бывший секретарем ЦК КПСС и членом Совета обороны, Олег Бакланов:

«Я узнал о создании комитета от Горбачева, который еще за год или полтора до августа 1991 года, почувствовав, что его политика приходит в тупик, на одном из совещаний высказал мысль о создании некоего органа, который в случае чрезвычайной ситуации мог бы вмешаться, чтобы поправить положение в стране. Но данный орган должен был быть конституционным, то есть, оформлен решением Верховного Совета. Вот тогда-то я впервые услышал о ГКЧП. А предпосылкой к созданию такого комитета послужили события в Баку, Тбилиси и Прибалтике. Да и Ельцин в Москве возбуждал умы москвичей. Поэтому соответствующие органы стали разрабатывать статус ГКЧП. Я знаю, что и Верховный Совет обсуждал и даже принял статус ГКЧП».

Хотя сам Горбачев говорит иное. В 2001 году он сообщил журналистам, что за несколько дней до путча встречался с Нурсултаном Назарбаевым и Борисом Ельциным в Ново-Огареве. На этой встрече все трое обсуждали Союзный договор и то, что будет после его подписания. По словам Горбачева, Ельцин и Назарбаев предложили ему не дожидаться подписания новой Конституции, и убрать из ближнего круга «Горби» самых одиозных, по их мнению, фигур: Владимира Крючкова, Валентина Павлова, Бориса Пуго (после поражения ГКЧП единственного, у кого хватит мужества застрелиться) и Дмитрия Язова. То есть, председателя КГБ, премьера правительства, министра внутренних дел и министра обороны соответственно. Кстати, пост премьер-министра СССР перешел бы в этом случае к Назарбаеву, с чем Нурсултан Абишевич тогда согласился.

Но оказалось, что кабинет Горбачева прослушивался. Горбачев предполагал спустя 10 лет, что Крючков прокрутил запись разговора соратникам по ГКЧП, и те решили форсировать события. Второго августа 1991 года Горбачев выступил с телевизионным обращением к советскому народу и объявил, что работа над проектом Союзного договора завершилась. К слову, текст последнего варианта держался в тайне. Через два дня после телеобращения, Горбачев вместе с семьей уехал в Форос, оставив «на хозяйстве» вице-президента Геннадия Янаева и члена Политбюро Олега Шенина. Миновало еще два дня, и Крючков встретился с Язовым на одном из секретных объектов КГБ. На следующий день будущий состав ГКЧП начал разработку сценария введения чрезвычайного положения.

Уже много позже станут известны несколько любопытных деталей, при которых роль Горбачева предстает в несколько ином свете. За день до своего отъезда в Форос Горбачев собрал силовой блок кабинета министров и произнес: «Имейте в виду, надо действовать жестко. Если будет необходимо, мы пойдем на все, вплоть до чрезвычайного положения». А, уже садясь в самолет 4 августа, по сути, повторил: «При необходимости действуй решительно, но без крови».

Случилась и еще одна странность – в июне 1991 года, когда американцы уже предупредили Горбачева, что готовится переворот (об этом можно прочесть в книге «Политика дипломатии» бывшего в то время госсекретарем США Джеймса Бейкера), глава Минобороны СССР маршал Язов и его супруга попали в автокатастрофу. Сам маршал отделался, что называется, легким испугом – больше пострадала жена. Как говорил булгаковский Воланд: «Кирпич ни с того, ни с сего никому на голову не падает».

Тем временем, масла в огонь подлила газета «Московские новости». В номере за 15 августа она опубликовала текст последнего варианта Союзного договора. После этой публикации, вся Советская страна – от партаппаратчиков до простых рабочих, выражаясь языком бишкекских улиц, «встала на уши». Было от чего: новый вариант существенно отличался от проекта, согласованного с Верховным Советом СССР и ЦК КПСС. Новый Союз, по окончательному варианту договора, должен был стать конфедерацией под названием Союз Советских Суверенных Республик. О социализме там не было ни слова. По условиям этого варианта договора, властные полномочия закрепляются за республиками. За союзным же центром сохранялись только вопросы обороны, финансов, госбезопасности и, частично, правда, налоговой и социальной политики. Подписание этого договора автоматически ликвидировало СССР в том виде, в каком он был создан в 1922 году. Утром 17 августа на экстренных заседаниях коллегии КГБ и кабинета министров СССР этот Союзный договор назвали «антиконституционным актом». Во второй половине дня встретились Крючков, Павлов, Язов, Шенин, упоминавшийся уже Олег Бакланов, а также генералы Владислав Ачалов и Валентин Варенников. Они сошлись на том, что спасти СССР можно только введением чрезвычайного положения. И завертелось.

Правда, все закончилось достаточно быстро. Как гласит первый закон предательства: «Государственный переворот либо удается в первые три часа, либо не удается вообще». В конце концов, Горбачев вернулся из Фороса. Но не на белом коне – сие животное досталось Ельцину, и ездил он на нем 9 с половиной лет…

Как ГКЧП в Кыргызстане победил

19 августа Акаев собрал всю республиканскую властную верхушку на совещание в Белом доме, и спросил: «Что делать будем?». В принципе, Акаева понять можно: он был единственным главой союзной республики, которого выбрал не народ, а Верховный Совет. Последним в тот момент «рулил» бывший секретарь ЦК по идеологии Медеткан Шеримкулов. Да и сам ВС тогда состоял из коммунистов чуть ли не полностью.

Очевидцы вспоминают, что Шеримкулов порекомендовал не высовываться. Председатель КГБ Киргизии генерал Асанкулов порекомендовал поддержать ГКЧП, и ждать его указаний. Министр внутренних дел Киргизской ССР полковник Феликс Кулов был единственным, кто поддержал первого президента Акаева против ГКЧП, и с помощью милицейских частей блокировал военные городки и здание республиканского КГБ. Известно также, что генерал Асанкулов заявил Кулову в тот же день прямо в кабинете Акаева: «Зря спешишь. Пройдет немного времени, и мы увидим, чьи головы уцелеют, а чьи полетят».

Так и вышло в итоге. Начальник политотдела столичного УВД Болот Джанузаков, заявивший в 1991 году: «Я лучше с должности уйду, чем порву с партией», в конце концов, действительно ушел из органов. Но недалеко. Позднее он возглавлял и Службу национальной безопасности, и администрацию Акаева. Секретарь ЦК Таштемир Айтбаев, который сначала поддержал ГКЧП, а потом просил прощения у народа, при Акаеве возглавлял МВД, а при Бакиеве - СНБ. Еще один секретарь ЦК Компартии Киргизии Аманбек Карыпкулов тоже добрался до должности главы АП. Он, кстати, практически реанимировал бюро ЦК в виде коллегии администрации президента, сделав его параллельной властной структурой.

А что же победитель Феликс Кулов? Он действительно сделал при Акаеве сумасшедшую карьеру, но почти в финале царствования спасенного им в 1991 году первого президента приобрел для себя мало кем желаемый статус – заключенного. Поэтому вывод однозначен: Кыргызстан стал единственной республикой, в которой ГКЧП одержал пусть такую затянувшуюся, но победу.

А светила ли ГКЧП победа в масштабах всей страны? История, конечно, сослагательного наклонения не признает, но будущие «путчисты» вполне могли бы победить. Если бы не персоналии верхушки «чрезвычайного» госкомитета и подозрительное бездействие КГБ, можно было избежать дальнейшего: Беловежского соглашения, Декларации о создании СНГ – многих бед, полоснувших по живому 270 миллионов граждан, ставших иностранцами на собственной земле.

Ладно, предположим, что руководители союзных силовых структур, входивших в ГКЧП и сочувствующих ему, были идиотами… К слову, автор этих строк в 2006 году разговаривал с приезжавшим в Бишкек Валентином Варенниковым – одним из сочувствующих «чрезвычайщикам» в 1991 году. Кроме того, что он был главкомом Сухопутных войск Минобороны СССР. Валентин Иванович известен тем, что в 1945 году встречал привезенное из Берлина Знамя Победы и сопровождал его в Генштаб. Он, царство ему небесное, умер в мае прошлого года, впечатление идиота ну никак не производил. Так вот: допустим, генерал-министры были идиотами. Но ведь у каждого идиота-начальника всегда найдется умный заместитель, помощник, советник и так далее. Куда смотрели они? Этого мы никогда, наверное, не узнаем.

Строго говоря, существуют целых три версии, почему 19-21 августа 1991 года силовики действовали пассивно. Первую сообщил в своих мемуарах Владимир Крючков. Согласно этой версии, чекисты стремились любой ценой избежать кровопролития. Поскольку на толстовцев советские чекисты никогда не смахивали, эта версия выглядит, мягко говоря, смешной.

По второй версии (самих демократов), система прогнила до печенок, поэтому не смогла оказать никакого сопротивления. В истории бывали случаи, когда режимы осыпались, точно перезрелые груши с деревьев. Но это тогда, когда против них восставал весь народ. Но в тогдашнем Фрунзе, всего полгода, как переименованном в Бишкек, на улицах можно было встретить много людей, которым было глубоко наплевать и на ГКЧП, и на Акаева, и на Кулова, и на демократию. Кстати, та же самая картина наблюдалась в столице Кыргызстана и в марте 2005 года, и в апреле 2010-го. Между прочим, в 1991 году демократы признавались, что победили с весьма незначительным отрывом. В общем, и эта версия несостоятельна.

Третья версия – верхушка ГКЧП, мол, специально все подстроила так, чтобы потом проиграть. А потом села за это в тюрьму с поэтическим названием «Матросская тишина». Кто-нибудь всерьез в нее поверит? То-то и оно.

Куда более правдоподобно выглядит четвертая версия – все эти заместители-помощники-советники вульгарно сдали своих шефов, в обмен на НЕЧТО, чего не отказался бы взять никто. Именно они за год до путча дали Ельцину и Акаеву возможность занять в своих республиках президентские посты. А Горбачев, в свою очередь, сдал всех скопом: сначала незадачливых путчистов, а потом – и граждан своей страны. В общем, роль демократов блестяще сыграли все три упомянутых в этом абзаце персоны.

А вообще-то, кроме единой страны, народ ничего не потерял. Наверное, от того, что ничего и не имел. Незначительные потери понесли разве что самые ортодоксальные партфункционеры, которые не смогли вовремя перестроиться, и использовать свою власть для добычи звонкой монеты. Сейчас некоторые коммунисты говорят о событиях 1991 года, как о «развале страны бандой негодяев во главе с предателем Горбачевым». Но позвольте, в 1991 году в рядах КПСС насчитывалось не сто или тысяча, а 14 миллионов 200 тысяч человек! Скорее всего, сами коммунисты устали от своей идеологии. Такое случается. Но почему-то в начале 90-х годов никто не предложил взамен разумной альтернативы. Своего ума не хватило? Так под боком был Китай, которому даже коммунистическая идеология не помешала развиваться и уже к концу ХХ века стать супердержавой…

Вообще, история трех августовских дней, случившихся 19 лет назад – история сплошной цепи предательств и разочарований. И самое обидное, что в этом предательстве участвовали наши отцы. Конечно, каждый из них, как Борис Пуго имеет право сказать: «Я считал себя умным человеком, а меня обманули за пять копеек!». Только сделанного не вернешь – эта истина насколько банальна, насколько и верна. Нам теперь остается только одно: не допустить второго развала, уже суверенного Кыргызстана. А к этому нас уже подталкивают иные политики. И помнить о том августе необходимо. Потому что, как гласит старая восточная мудрость: «Кто не помнит прошлого, вынужден повторять его вновь и вновь».

Дмитрий Орлов