Когда школа становится опасной: насилие над детьми в школах Кыргызстана

За последние месяцы страна столкнулась с серией трагических инцидентов: подростки умирают после драк, становятся жертвами школьного рэкета и системного буллинга.

Пока взрослые спорят, где искать виноватых — в семьях, в цифровой среде, в учителях или в самих детях — школьное насилие перерастает из отдельных случаев в устойчивую тенденцию.

Эта статья — попытка системно взглянуть на проблему: через реальные кейсы, мнения экспертов, статистику и реакцию государственных органов. Потому что замалчивать — значит быть соучастником.

Учебный год, начавшийся с похорон

С начала нового учебного года в Кыргызстане зафиксирована тревожная серия случаев школьного насилия, часть из которых завершилась смертью учеников. География происшествий охватывает всю страну — от столицы до регионов. Эти события указывают на системный кризис в сфере безопасности школьной среды и отсутствие эффективного реагирования со стороны ответственных структур.

5 сентября 2024 года в селе Комсомол Сокулукского района произошла драка между школьниками, в результате которой погиб 15-летний подросток. Это был один из первых резонансных случаев, открывших череду трагедий нового учебного года.

22 января 2025 года в городе Кант словесный конфликт между старшеклассниками перерос в драку. 16-летний ученик скончался через несколько дней от полученных травм.

В школе №72 в столичном микрорайоне «Джал» 21 января восьмиклассник был избит в туалете. Он попал в реанимацию и умер 4 февраля. На выездном совещании с участием депутатов горкенеша была озвучена информация о существующем в школе рэкете: один из старшеклассников якобы регулярно требовал деньги у младших, называя сумму — 50 сомов.

В селе Каратай Кара-Сууйского района Ошской области также зафиксирован смертельный случай — девятиклассник скончался после избиения в феврале 2025 года.

Помимо трагических исходов, СМИ сообщают о множестве случаев физического и психологического насилия без летального исхода. Так, в Баткене ученик был ранен ножом во время конфликта. В столичной школе №93 подростка избили группой сверстников в туалете. Институт омбудсмена сообщил о случае школьного рэкета и систематических избиений 11-летнего мальчика в гимназии №13 Бишкека.

Все эти случаи стали поводом для экстренных совещаний, визитов депутатов, увольнений директоров и формального реагирования со стороны министерств. Однако суть проблемы остаётся нерешённой: почему школы, где ребёнок должен быть защищён, становятся местом унижений, угроз и смертей?

Кейс №1. «Ребёнок в больнице — школа молчит»

22 декабря 2024 года для семьи Асылбека (имя изменено в целях безопасности) начинался как обычный выходной. Мама решила порадовать сыновей — 9-летнего младшего и 11-летнего старшего — и повела их вместе с двумя друзьями в пиццерию в «Бишкек Парке». После обеда мальчики, как обычно, отправились домой пешком. Они пошли знакомой дорогой, по которой много раз ходили на курсы английского языка — мимо 13-й школы.

Через 15 минут мать позвонила, чтобы убедиться, что всё в порядке. Старший сын ответил: «Мы уже возле школы. Всё хорошо». Но «всё хорошо» быстро превратилось в кошмар.

По дороге домой детей остановила группа старшеклассников. Один из них потребовал отдать пакеты с едой, и ребята, испугавшись, отдали один. Однако один подросток пошёл за ними следом. От улицы Манаса до перекрёстка Московская–Шевченко он пинал их по ногам, загнал в переулок, начал обыскивать и требовать деньги. Нашёл 10 сомов — и этого оказалось «достаточно», чтобы начать избиение.

Когда Асылбек попытался остановить насилие, хулиган применил приём из борьбы, бросив его на асфальт. Мальчик ударился затылком. Затем последовали удары ногами по голове. Когда дети пригрозили рассказать родителям, подросток начал запугивать: «Мой отец работает в милиции, а дядя в прокуратуре. Вам это ничего не даст».

На деле выяснилось, что его отец — не силовик, и никакой дядя не числится в прокуратуре. Это была классическая манипуляция, отработанный механизм — страх как оружие.

В тот вечер Асылбек пришёл домой с болью в голове и в спине. Он отказывался ехать в больницу — боялся. Нападавший учился в той же школе. А если он узнает? А если снова найдёт?

Только 25 декабря, когда боль усилилась, родители отвезли сына в больницу. Врачи диагностировали: закрытая черепно-мозговая травма, сотрясение мозга, ушибы головы и позвоночника. Мальчика госпитализировали.

Молчание школы

Когда мать опубликовала пост о случившемся, в соцсетях начался шквал откликов — не только поддержки, но и тревожных историй. Родители и ученики 13-й школы писали: это не первый случай с участием этого подростка. Он приходил в школу с ножом и кастетом, вымогал деньги у учеников, ломал вещи. Его старшая сестра вела тетрадь с фамилиями и суммами — кто, когда и сколько должен принести. За неуплату — избиения. Одна девочка, воспитываемая бабушкой, была избита прямо в школе. И всё это — системно.

Что сделала администрация школы? Перевела хулигана в параллельный класс. Всё.

И.о. директора школы Замира К., придавшая мальчику положительную характеристику в интервью журналистам, ушла с поста. Но осталась завучем. По словам родителей, она прикрывала семью из-за личных связей с человеком, связанным с ремонтом школы — неким Чынгызом, другом отца подростка.

Комиссия, давление и отказ от ответственности

На школьной комиссии, куда вызвали всех участников конфликта, инспектор по делам несовершеннолетних начал с хамства: «Где та мать, что пишет посты?» Мать хулигана сидела рядом, но не принесла извинений. «Это была шутка, они просто игрались», — заявила она.

Рекомендации перевести подростка в другую школу были проигнорированы. Психолог комиссии предположила: за подобное поведение дома его не наказывают, а поощряют.

Позже комиссия рассматривала ещё одно дело, где избили другого мальчика. Подросток-нападавший участвовал и в этом.

Социальная опека — не к хулигану, а... к жертвам

После комиссии к семье Асылбека пришли с проверкой сотрудники социальной службы. Они фотографировали жильё, записывали данные о доходах и имуществе. Такое впечатление, что на скамье подсудимых не нападавший, а — жертвы.

Даже свидетелей вызывали в милицию, требовали документы всей семьи. При этом отец агрессора подал встречное заявление на одну из семей, утверждая, что его сына «душили в туалете школы» — спустя два дня после нападения.

Попытка «договориться»: извинения под камерами и деньги

Через полтора месяца отец хулигана вышел на связь. Встреча прошла в кофейне, под камерами. Он пришёл с Чынгызом — тем самым, кто связан со школой. Предложил деньги. Семья Асылбека отказалась: они хотели только одного — чтобы мальчика перевели в другую школу и начали с ним работу.

«Мы не искали денег. Мы хотели, чтобы другие дети были в безопасности», — говорит мать.

Сторона нападавшего настаивала: не трогайте школу, милицию. Просто «решим по-тихому». Но компромисса не вышло.

Экспертиза, подменённая диагнозами

Несмотря на диагноз «сотрясение мозга» от врача при поступлении, в официальном заключении фигурировали только ОРВИ и синусит. Всё из-за того, что зимой в больнице перегревали помещения, и ребёнок, лежавший у окна, простыл. Мать, заботясь о младенце после операции, попросила перевести ребёнка на домашнее лечение. Это и сыграло против них: официальный диагноз занижен.

Наказание — 1000 сомов

Так как нападавшему нет 14 лет, уголовное дело не возбуждено. Его семья заплатила штраф — 1000 сомов. Всё.

«Мы лечили сына, теперь ходим к психологу. А он продолжает ходить по школе, как ни в чём не бывало», — говорит мать.

Буллинг после публикации

После того как история стала публичной, начался новый виток давления — кибербуллинг. В адрес семьи писали, что они «слишком драматизируют», что «мальчик должен был дать сдачи». Отца обидчика заметили в комментариях, где он называл мать и ребёнка аферистами. Анонимные источники сообщили, что он сам участвует в судебных разбирательствах и менял документы.

В школе №13 продолжает учиться подросток, которого боится половина учеников. А те, кто пострадал, вынуждены доказывать свою правоту — больничными, экспертными комиссиями, унизительными проверками.

«Мы не хотим мести. Мы хотим, чтобы такие случаи больше не повторялись. Чтобы дети были в безопасности. Чтобы школа, наконец, встала на сторону тех, кто страдает», — подытоживает мать Асылбека.

Кейс №2. «Чтобы нас услышали, Данияр должен умереть?»

17 декабря 2024 года Данияр, ученик 4 класса частной школы «Ак-Бала» в Бишкеке, пришёл на уроки, как и всегда. Его мама, как и многие родители, была уверена: частная школа с платным обучением, договором и обещанием обеспечить безопасность — это гарантия, что ребёнок будет в надёжных руках. Но в этот день школа не оправдала ни одного своего обещания.

На территории школы, во время учебного процесса, одноклассник избил Данияра. Без причины. Просто удар — в лоб. Удар, который закончился госпитализацией в нейрохирургию детской больницы. Диагноз: закрытая черепно-мозговая травма, сотрясение мозга, ушибы и ссадины. Данияр провёл 9 дней в больнице под наблюдением врачей.

Молчание как официальная позиция

На следующее утро мать Данияра обратилась в школу. Но извинений не последовало. Ни от руководства, ни от родителей обидчика, ни от самого ребёнка. Напротив, на следующий день после её обращения школа провела пресс-конференцию с опровержением — и попыталась выставить мать лгуньей.

«Они не пришли, чтобы извиниться. Они пришли защищать свою репутацию. Даже не взглянув в глаза ребёнку, который лежал в больнице», — рассказывает она.

Позже она дала интервью агентству АКИpress, затем — Марал ТВ. Но через несколько дней репортаж исчез и из эфира, и с сайта. Журналистка, бравшая интервью, сказала: «Я там больше не работаю. Я не знаю, почему удалили». Голос матери, требовавшей справедливости, снова остался без отклика.

Глухие стены: госорганы молчат

Мама Данияра написала письма в Министерство образования, МВД, Министерство здравоохранения, Уполномоченному по правам ребенка. Ответа не последовало ни от одного ведомства. В лучшем случае — формальные отписки, в худшем — тишина.

«У меня есть всё: диагнозы, справки, выписки, договор со школой, в котором они обязуются обеспечить безопасность моего сына. Всё. Кроме одного — реакции».

Октябрьское РОВД: отказ за отказом

Следствие по делу начали с трудом. Следователь Октябрьского РОВД по имени Абдула Мукамбетов тормозил рассмотрение, отказывался возбуждать уголовное дело, а затем — дело вообще было закрыто. Только после нескольких обращений в прокуратуру его постановление отменили и направили на новое расследование.

Но даже после этого Октябрьское РОВД продолжало отказывать в возбуждении дела, теперь — по статье «халатность» в отношении директора, завуча и классной руководительницы.

Четыре месяца насилия

Позже стало ясно: случай 17 декабря — не первый. С сентября, с начала учебного года, Данияр систематически подвергался буллингу. Его оскорбляли, унижали, били. Классный руководитель, по словам матери, не защищала, а напротив — настраивала учеников против него.

«В этой школе всё, что не по сценарию — уничтожается. Или выживает. Моего сына они выживали».

Школа «Ак-Бала», несмотря на плату в размере 20 тысяч сомов в месяц, не имела ни столовой, ни спортзала, ни элементарных условий. Мать добивалась даже не компенсации, а отзыва лицензии у учебного заведения, которое, по её словам, не соответствовало санитарным нормам. Безрезультатно.

Ребёнок, которого сломали

После госпитализации Данияра перевели в другую школу — продолжать учёбу в «Ак-Бала» было опасно для жизни и психики. Мальчик замкнулся в себе, стал тревожным, боящимся прикосновений. Он проходит лечение, но последствия травмы — и физической, и моральной — остались.

«Раньше он был активный, тянулся к детям. Сейчас он боится каждого. Боится школы. Боится учителей. Боится людей».

Безнаказанность — это сигнал другим

Родители обидчика не извинились. Мальчик не был поставлен на учёт в комиссию по делам несовершеннолетних. Школа не понесла ответственности. Директор и педагоги — продолжают работать.

Мать Данияра задаёт прямой вопрос: «Сколько ещё детей должно пострадать, чтобы система сработала? Или мой сын должен умереть, чтобы его услышали?»

Цифры, которые кричат

За фактами легко не услышать трагедию. За статистикой — человеческую боль. Но в случае с насилием среди детей даже цифры звучат, как крик.

17 погибших подростков

С января по март 2025 года в Кыргызстане 17 подростков покончили с собой. Это не просто цифра — это 17 несостоявшихся жизней. Семнадцать семей, которые остались без детей. Семнадцать случаев, где, возможно, можно было что-то изменить. И, что тревожит особенно — во многих случаях до трагедии ребёнок сталкивался с насилием, буллингом, безразличием.

1 500 «детских» преступлений

По официальным данным МВД, более 1,5 тысяч преступлений в 2024 году были совершены несовершеннолетними. Это кражи, избиения, вымогательства, в некоторых случаях — насилие и убийства. За каждым таким преступлением — не только вина, но и причина: запущенное детство, насилие в семье, равнодушие школы, уличные авторитеты, отсутствие системной профилактики.

Проблема в том, что дети, которых не услышали в первом классе, уже кричат в восьмом. А потом — нападают. Или уходят навсегда.

3 862 ребёнка на милицейском учете

Почти четыре тысячи детей на сегодняшний день стоят на профилактическом учёте в милиции. Это означает, что они либо уже совершили правонарушения, либо находятся в группе риска.

Но профилактика, как правило, заканчивается на уровне «бумажного наблюдения» — у инспекторов нет ресурсов, у школ — мотивации, а у родителей — времени. Вместо реабилитации и поддержки — отметка в базе.

Каждый второй — видел насилие в школе

Согласно исследованию Института омбудсмена, 51% школьников Кыргызстана видели насилие в своей школе. Каждый второй. Не слышал, не читал, а видел своими глазами. Одни стали свидетелями. Другие — участниками. Третьи — жертвами.

Это не статистическая погрешность — это половина системы образования, в которой насилие стало фоном, нормой, чем-то обыденным. Когда половина детей растёт в среде, где сильный — бьёт, а слабый — молчит, они вырастают либо агрессорами, либо молчаливыми жертвами.

Кто виноват и что делать? Голоса экспертов

Пока дети замыкаются в себе, а школы — в стенах молчания, специалисты в один голос говорят: то, что происходит сегодня — результат системного кризиса, запущенной профилактики и недоверия. Мы собрали мнения трех экспертов, которые каждый день работают с подростками и знают, почему одни бьют, а другие молчат.

«Подростки копят агрессию в тишине», - Айнура Эмирканова, проектный менеджер ОО «Центр защиты детей»

Когда мы работаем с подростками, мы видим: корень большинства конфликтов в школе уходит в дом. Родители заняты, с детьми никто не разговаривает. В семьях нет элементарного диалога: как прошёл день, что произошло в школе. Подростки, у которых как раз формируется личность и повышена эмоциональная чувствительность, остаются без поддержки и обратной связи. Они замыкаются, но внутри всё накапливается — страх, тревога, злость. Малейший внешний раздражитель может стать спусковым крючком для насилия.

Ковид стал переломной точкой: дети провели годы без живого общения, без социализации. Вместо жизненных навыков — только онлайн-игры, где кровь и насилие — норма. Эти модели поведения закрепились. У многих подростков не сформированы сочувствие, вина, страх последствий. Когда они сталкиваются с конфликтом — не знают, как его решить иначе, кроме как физически.

А в школе — пустота. Нет психологов, нет соцпедагогов. А если есть, то часто это учителя, которым просто поручили дополнительную нагрузку. Такие «специалисты» не умеют работать с детьми, не имеют ни методик, ни доверия. Более того, их боятся — они воспринимаются как «карательная служба», как ИДН. Их функция — устрашать, а не защищать.

Но есть и положительные примеры. В школах, где есть налаженная обратная связь, где педагоги по-настоящему слушают, где установлены ящики доверия и работает система поддержки, дети действительно обращаются за помощью. И это работает. Мы должны сделать это нормой, а не исключением.

«Система поддержки для детей не создана», - Назгуль Турдубекова, директор Лиги защитников прав ребёнка

Увеличение количества насилия среди детей — не стихийное бедствие, а недостаточно последовательная государственная политика. Мы десятилетиями недофинансируем сферу детства, не создаём устойчивых сервисов, не вкладываемся в подготовку специалистов. Родители, учителя, врачи, психологи — никто по-настоящему не готов к работе с ребёнком в кризисе.

Проблема — в восприятии. У нас ещё жива установка: «бить — значит воспитывать». К психологу обращаются в крайнем случае, а чаще — стесняются. Люди боятся быть «обвинёнными в слабости» или «психической нестабильности». А если и хотят помочь ребёнку — не знают как, и не к кому обратиться. Вся страна — и дети, и взрослые — остаются без профессиональной поддержки.

Пугает и то, насколько неэффективна система правосудия. Родители детей, столкнувшихся с буллингом или насилием, не всегда могут восстановить права своих детей. Школы предпочитают скрывать данные факты. В итоге агрессоры остаются безнаказанными, а жертвы замолкают.

Мы нуждаемся в реформе: наказания заменить на поощрение за обнаруженное количество насилия в отношении детей, от запрета телесных наказаний на уровне закона — до создания центров помощи детям и реформирования системы школьной профилактики. Не кампаний, а системной работы. Потому что пока ничего не меняется — насилие становится новой нормой.

«Ребёнок приносит боль из дома в школу», - Ольга Биденко, психолог Центра защиты детей

Нельзя говорить о школьном насилии, не понимая, откуда оно приходит. А приходит оно, чаще всего, из дома. Родители в стрессе, в погоне за стабильностью и успехом, не замечают эмоционального состояния ребёнка. Многие сами находятся в депрессии, тревожны, перегружены. Дети всё это считывают — и тащат в школу.

В школе это выливается в агрессию, в сопротивление, в замкнутость. Учителю кажется, что ребёнок «ленится» или «грубит». Но на самом деле он — в состоянии внутреннего кризиса. У него нет ресурса — ни эмоционального, ни личностного — чтобы быть «хорошим учеником». Он выживает.

Есть ещё один фактор — родители нередко перекладывают на детей свои нереализованные амбиции. Превращают их в проект: «ты должен стать успешным», «ты обязан поступить», «ты не имеешь права ошибаться». В сочетании с отсутствием любви, принятия и диалога это становится разрушительным.

Отдельная зона риска — влияние интернета. Там, где дети черпают образы поведения, нет фильтров, нет заботы о психике. Насилие, самоубийства, агрессия — это не просто сцены. Это то, что ребёнок воспринимает как возможный способ действия, если ему плохо.

Нам нужно менять всё: от отношения родителей, до подходов в школе. Поддержка должна быть везде. Ребёнок не должен быть один.

Позиция государственных органов: реагируют, но не предотвращают

Государственные органы признают наличие кризиса и предпринимают отдельные меры. Однако существующие инструменты (горячие линии, письма, мониторинги) носят фрагментарный характер и не формируют устойчивую систему профилактики. Ключевые проблемы — недостаточное количество специалистов, слабая практическая реализация программ, отсутствие координации между ведомствами и непреодолённый барьер стигматизации психической помощи. Нам ответили два ведомства.

Институт омбудсмена

Институт отслеживает случаи насилия, получая обращения от родителей и учащихся. Выявлены системные проблемы:

• большинство инцидентов замалчиваются администрацией школ;
• пострадавшие семьи сталкиваются с трудностями в доступе к правосудию;
• в регионах отсутствуют центры поддержки пострадавших детей (действуют лишь в шести локациях страны).

Омбудсмен направляет письма в МВД, Минобразования и прокуратуру, проводит мониторинги и анкетирования. Однако признаётся нехватка специалистов, слабая межведомственная координация и стигматизация обращения к психологам. Предлагается масштабное внедрение программы «Школа без насилия», установка QR-кодов для жалоб, усиление роли школьных психологов и регулярные межведомственные меры профилактики.

Министерство труда, социального обеспечения и миграции

Министерство акцентирует усилия на работе Телефона доверия «111», функционирующего с 2015 года. Линия предоставляет анонимную круглосуточную психологическую и правовую поддержку детям. В 2019 году поступило более 143 тысяч звонков, из которых 1 832 — реальные обращения за помощью.

Министерство также участвует в реализации государственной Концепции по профилактике правонарушений (2022–2028 гг.), где предусмотрены механизмы выявления подростков с риском суицидального поведения. Ведётся координация с другими органами и участие в тематических рабочих группах.

Вместо эпилога: Система не готова к защите детей

Анализ последних случаев школьного насилия в Кыргызстане показывает: речь идёт не об отдельных инцидентах, а о системной, глубоко укоренившейся проблеме. Повторяемость сценариев — бездействие администрации, игнорирование жалоб, отсутствие специалистов, отказ в возбуждении дел — говорит о том, что механизмы защиты детей в образовательной системе не работают.

Государственные меры существуют, но их фрагментарность и слабая реализация не позволяют говорить о действенной профилактике. Горячие линии, концепции, мониторинги не заменяют реальных специалистов в школах, кризисных центров и межведомственной координации.

На фоне этой беспомощности растёт тревожная статистика: дети становятся не только жертвами, но и агрессорами. Система, в которой пострадавшие боятся, а нарушители остаются безнаказанными, не исправляет — она воспроизводит насилие.

Пока школа остаётся территорией страха, а не поддержки, вопрос не в том, произойдёт ли следующий случай, а в том, где и с кем именно он случится. И кто снова сделает вид, что ничего не знал.

Автор: Гладис Темирчиева

Фото: www