Каспийский вектор ирано-российского взаимодействия
Контроль над значительной частью мировых энергоресурсов и выгодное стратегическое положение позволяют Ирану активно соперничать с Россией: Иран - единственный из пяти государств Каспийского бассейна (остальные - Азербайджан, Казахстан, Россия и Туркменистан) имеет прямой выход к Индийскому океану, что дает ему преимущества перед Турцией и Россией при транспортировке энергоресурсов из Каспия. Иран обладает самой протяженной береговой линией в Персидском и Оманском заливах, и через его территорию пролегает наиболее практичный маршрут к открытым морям и единственная сухопутная дорога к арабскому миру. Иран имеет легкий доступ в Китай и на Дальний Восток через Центральную Азию, что позволяет восстановить исторический «шелковый путь» с подключением к нему южно-кавказских и центрально-азиатских государств.
Экономическое соперничество в Каспийском регионе разворачивается в основном из-за контроля над его нефтеносными районами и транспортными коридорами. Камнем же преткновения в отношениях прикаспийских государств остается вопрос о статусе Каспия.
Исторически он определялся двусторонними соглашениями Российской империи (затем РСФСР и СССР) и Ираном. В настоящее время действуют Договор о сотрудничестве и дружбе между РСФСР и Ираном от 26 февраля 1921 года и Договор о торговле и мореходстве между Ираном и Советским Союзом от 25 марта 1940 года. Правопреемниками этих договоров считают себя Россия и Иран. Их подходы, однако, различаются. В позиции, сформулированной МИД России, Каспий трактуется как замкнутое море. Выступая за раздел дна моря при сохранении в общем пользовании толщи воды, Россия, ссылаясь на советско-иранскую договорную базу, возражает против появления на Каспии флотов иных государств, кроме российского.
После 1991 года Россия и Иран пришли к соглашению относительно того, что в собственности пяти прикаспийских государств остается только 45-мильная прибрежная зона, а остальная территория находится в совместном пользовании. Остальные новые прикаспийские государства считают, что договоры, определяющие статус Каспия, были подписаны в другую эпоху, и они соответствуют иной геополитической обстановке, а потому требуют пересмотра. Азербайджан, например, предлагает признать Каспийское море приграничным озером и разделить его на пять секторов, каждый из которых должен представлять территориальные воды соответствующего государства.
Такая позиция Азербайджана обусловлена тем, что при таком разделе наиболее нефтеносные районы Каспия отходят к Азербайджану. Он к тому же в одностороннем порядке закрепил в Конституции 1995 года свой суверенитет на часть Каспия. Но иранская сторона утверждает, что до завершения переговоров о статусе Каспия и раздела его между прибрежными государствами любая деятельность по поиску и разработке нефтеносных структур в указанной зоне будет рассматриваться Тегераном как нарушение прав иранского государства. Следовательно, конкурентная борьба, в которой Россия, Иран и другие государства Прикаспия являются соперниками, определяет их нынешнюю стратегию.
Стремясь решить две взаимосвязанные стратегические задачи - сохранить контроль над огромными энергетическими ресурсами региона и урегулировать проблему территориального раздела Каспия, Россия первоначально предлагала разделить дно Каспия на национальные секторы от срединной линии при общем пользовании акваторией. От этого предложения серьезно выигрывали бы Казахстан и Азербайджан, но не Иран. Затем Москва стала склоняться к тому, чтобы разграничить дно моря между сопредельными и противолежащими сторонами по модифицированной срединной линии, идущей от существующих сухопутных границ, при сохранении в общем пользовании толщи вод. 6 июля 1998 года такая позиция России была закреплена в двустороннем соглашении с Казахстаном и подтверждена затем в подписанной в Астане 9 сентября 2000 года российско-казахстанской Декларации о сотрудничестве на Каспийском море. В январе 2001 года во время визита российского президента в Баку об этом же договорились и с Азербайджаном. Во всех этих соглашениях речь шла фактически о демаркации национальных секторов пропорционально длине береговой линии каждой из пяти прибрежных стран.
Иран до некоторых пор высказывался против разделения Каспия на национальные сектора. Считая, что углеводородные ресурсы должны разрабатываться на равноправной основе всеми государствами, иранская сторона настаивала на разделе моря «по справедливости», то есть по принципу равных долей (20% каждому). При таком раскладе национальный сектор Ирана становился бы больше, нежели граница, которая пройдет в случае раздела по срединной линии, что означало бы пересмотр режима и могло породить новые проблемы. По мнению иранских официальных лиц, российско-казахско-азербайджанские договоренности относительно раздела Каспия противоречат существующим юридическим документам, регламентирующим статус этого моря. В Иране полагают, что указанные договоры определили границы сектора, принадлежавшего СССР, но отнюдь не новым государствам, образовавшимся после его распада.
Различия в трактовке статуса Каспия приводило к столкновению интересов Азербайджана и Ирана: последний обвинял Баку в намерении разрабатывать ту часть каспийских месторождений, которая, в соответствии с советско-иранскими договорами, находится южнее линии Астара-Гасанкули. Тегеран считает эту зону своей. Баку в свою очередь не признает претензий Ирана на нефтеносные площади в южной части азербайджанского сектора Каспия, называя их «необоснованными», поскольку Астара находится на западном берегу Каспия на азербайджано-иранской границе, а Гасанкули - на правом, восточном, на ирано-туркменистанской границе.
Иран в официальной ноте потребовал от Азербайджана прекратить исследовательские работы на месторождении Алборз (по азербайджанской версии - Алов), на которые Иран претендует. Затем 23 июля 2001 года иранский вооруженный корабль заставил азербайджанское исследовательское судно «Геофизик-3», на борту которого находились представители компании «Бритиш петролиум», покинуть зону расположения нефтедобычи. Министерство нефтяной промышленности Ирана распространило тогда заявление, в котором отмечалось, что Тегеран будет считать любой контракт, заключенный иностранными компаниями для несанкционированной деятельности в иранском секторе, недействительным. Поверенному в делах Азербайджана в Иране был выражен протест по поводу планов Баку вести добычу нефти в иранском секторе Каспия. Угроза развязывания военных действий между Ираном и Азербайджаном побудила Анкару заверить Баку, что она выступит на его стороне в случае конфликта. Другим следствием иранского демарша явилось заявление «Бритиш петролиум» о приостановке изысканий на месторождении Алов. После посещения Баку в конце августа 2001 года иранского замминистра иностранных дел Али Ахани инцидент был как будто бы урегулирован.
Что касается внешнеполитического аспекта азербайджано-иранского инцидента, то действия Ирана осудили и США, и Турция. Последняя вообще заверила Баку, что выступит на его стороне в случае развертывания военных действий. 11 марта 2002 года катер иранской береговой службы вновь нарушил границу Азербайджана. А министр нефтяной промышленности ИРИ Биджан Зангене заявил, что его страна готова начать разведку нефтяных месторождений в спорном секторе Каспия, который Иран считает своим. Он добавил также: «Иран не позволит никакой другой стране вести нефтеразведку в секторе размером в 20% акватории, на который претендует Иран». Все это свидетельствовало о возникновении новой опасной ситуации на Каспии - не только о реальной угрозе конфликта, но и его потенциальной интернационализации.
Эти маневры вкупе с американскими угрозами в адрес Тегерана не способствуют стабилизации ситуации в регионе. Тем более, что в споре Азербайджана с Ираном США выступают как заинтересованная сторона, открыто поддерживая Баку и усиливая критику Ирана. В рамках официально поставленной задачи - минимизировать влияние Ирана в регионе, американские политики критиковали Россию за военное сотрудничество с этим государством.
Экономическое соперничество в Каспийском регионе разворачивается и из-за контроля над его транспортными коридорами. Это весьма острая проблема, способная дестабилизировать ситуацию. Она связана с тем, что до недавнего времени экспертные оценки запасов нефти и газа в Каспии были чрезвычайно высоки; многие называли Каспийское море «вторым Персидским заливом», считая, что нефтяные запасы там намного превышают кувейтские, иранские и иракские. Позже выяснилось, что прогнозы относительно запасов углеводородных ресурсов, имеющихся в азербайджанском секторе Каспия, были завышены и нефтедобыча в Азербайджане не может даже полностью загрузить действующие маршруты Баку-Супса и Баку-Новороссийск. Впрочем, сомнения в реальности существующих здесь запасов нефти не снижают накала страстей вокруг перспектив ее доставки и путей транспортировки.
Для России и Ирана проблема эксплуатации старых и прокладки новых трубопроводов для перекачки нефти и газа на мировые рынки жизненно важна, хотя они и имеют разные географические ориентиры в глобальных нефтяных проектах. Иранский вариант не устраивает Турцию и Запад, особенно США. Российский же маршрут (Баку-Новороссийск) - хотя и наиболее надежный по сравнению с другими - имеет изъяны, поскольку создает проблемы безопасности Черноморских проливов. Поскольку выбор в пользу одного маршрута поставит прикаспийские государства в жесткую зависимость от страны, через которую будет экспортироваться нефть, естественно их стремление диверсифицировать такие маршруты. На этом направлении разворачивается соперничество между Россией, Турцией и Ираном.
Очевидно, что цель Ирана - обеспечить долю в каспийских нефтяных и газовых ресурсах, стать главной транзитной страной. Для ее достижения Иран демонстрирует высокий уровень прагматизма, почти лишенного идеологической риторики.
Вообще вся внешняя политика Ирана, хотя и выглядит религиозно обусловленной, больше подчинена все же национальному интересу, нежели религиозному идеалу. И самому Хомейни, и преемникам его курса, и тем, кого называют «прагматиками» в иранском руководстве, отнюдь не свойственна слепая приверженность религиозной догме. Пример - афганская стратегия ИРИ. В 1980-е годы она в полной мере учитывала советский фактор. Хотя Иран и оказывал тогда поддержку афганским муджахедам (борцам за веру), а иранские муллы критиковали СССР за военное присутствие в Афганистане, Тегеран выстраивал отношения с Советским Союзом прежде всего как с потенциальным стратегическим союзником, который мог бы составить противовес растущему американскому влиянию в регионе. В годы войны с Ираком (1980-1988) Тегеран смирился с возросшей ролью Пакистана, ставшего главным спонсором «священной войны против советской оккупации Афганистана», но старался ослабить его влияние, предотвратить по возможности дестабилизацию в регионе.
Не менее сложна была в тот период политика ИРИ в арабском мире. Осудив в 1990 году аннексию Ираком Кувейта, Тегеран одновременно подверг резкой критике появление американских войск на Аравийском полуострове и в Заливе. Прикрываясь религиозной, смешанной с антиимпериализмом, риторикой, иранское руководство сумело извлечь для себя максимальную выгоду из этого кризиса: в результате ускоренного багдадской стороной восстановления в октябре 1990 года ирано-иракских дипломатических отношений, Иран получил долгожданный мир и передышку, которые он использовал для восстановления разрушенного войной хозяйства, налаживания политических контактов, наращивания военного потенциала.
Дружба с арабским миром, а также и с Россией, нужна Ирану ввиду роста напряженности в отношениях с США: по завершении военной фазы иракской кампании Иран для США стал выглядеть едва ли не как следующий объект военного нападения.
Впрочем, когда выгодно, Иран использовать и религиозную карту в своей внешней политике, особенно в той сложной политической игре, которую ИРИ, как и другие государства «исламского мира», ведет и с США, и с Россией.
Так, после распада Советского Союза в его южных республиках ощущалось влияние иранского фактора. Тогда широко афишируемый Тегераном «обновленный», «прагматический» внешнеполитический курс лег в основу важного направления региональной активности ИРИ в Центральной Азии и Закавказье. Здесь стратегия Ирана строилась на закреплении своей экономической и политической гегемонии, на освоении выгодного обширного рынка, ставшего в начале 1990-х годов фактически «бесхозным».
Иран сыграл видную роль в урегулировании межтаджикского конфликта. И хотя идеологически иранским муллам были ближе таджикские оппозиционеры, нежели светский душанбинский режим, Тегеран продемонстрировал готовность сотрудничать с правительством Эмомали Рахмонова, которое сумело установить мир в Таджикистане. Ибо в Тегеране больше всего опасаются этнической нестабильности, шагов, направленных на перекройку границ, поскольку все это неизбежно ударит по самому Ирану, где имеются собственные сложные этнические и политические проблемы. В карабахском конфликте Иран занял сторону христианской Армении, а не единоверного Азербайджана. Стал Тегеран поддерживать ровные и дружеские отношения с Россией. Но в целом Ирану не удалось закрепиться в Центральной Азии. Некоторым успехом увенчалась его политика лишь на Южном Кавказе. Но и здесь Ирану не удалось создать клерикальную опору наподобие той, на которую он опирается в Ливане или Афганистане.
Но Иран, как и Россия, заинтересован в экономической и политической стабильности в Каспийском регионе постсоветского пространства. Ведь его государства - выгодный и малоосвоенный рынок для иранского ненефтяного экспорта.
В целом, подходы Ирана к проблеме безопасности в Каспийском регионе определяются целями его долгосрочной стратегии в регионе: стремлением противодействовать националистическим настроениям по обе стороны ирано-азербайджанской границы дабы избежать угрозы сепаратизма в иранских северо-западных провинциях, населенных азербайджанцами; поиском новых рынков сбыта иранских товаров и приложения капиталов в обход проводимой США политики международной изоляции Ирана; использованием своего выгодного географического положения для того, чтобы коммуникации, нефтегазовые и транспортные потоки проходили через его территорию.
Иран, как и Россия, в своей политике в отношении государств региона учитывает степень их включенности в недружественные ему блоки, партнерские отношения и союзы. Россия и Иран заинтересованы в создании противовеса Турции, претендующей на увеличении своей региональной роли; оба государства обеспокоены также и попытками США утвердиться на Каспии в качестве единственной сверхдержавы. Иран усматривает угрозу своей безопасности в возможности вовлечения Вашингтоном государств региона в кампанию по ограничению возможностей Ирана повышать свою обороноспособность, а Россию не может не тревожить угроза проникновения НАТО в южные государства СНГ, которые она считает сферой своих приоритетных интересов.
Другим параметром, по которым интересы России и Ирана в обеспечении региональной безопасности совпадают, являются подходы к местным этническим конфликтам, и в первую очередь к Карабахской проблеме.
Как и Россия, Иран считает ее самой серьезной угрозой региональной безопасности Закавказья и выступает за сохранение территориальной целостности Азербайджана. Но он в большей мере, нежели Россия, увязывает причины неурегулированности карабахского конфликта с влиянием Запада.
Было бы ошибочным считать политику Ирана в карабахском конфликте чисто проармянской. Иран не заинтересован в армянском военном продвижении на территорию Азербайджана, поскольку военные действия порождают проблему беженцев, в том числе и в иранских районах, населенных этническими азербайджанцами. В таких условиях угроза сепаратистских настроений становится реальной. Россия - по другим причинам - также не заинтересована в притоке беженцев и переселенцев из конфликтных зон Кавказа, поскольку за этим стоит риск роста социальной напряженности в России и возрастания конкуренции на рынке занятости.
Хотя возможности Ирана активно влиять на урегулирование карабахского конфликта имеют серьезные ограничители, совместно с Россией он может предпринять определенные усилия, направленные на сближение позиций Армении и Азербайджана.
Приход на Каспий иностранных компаний (английские и американские владеют здесь напрямую или опосредованно 27% нефтяных и 40% газовых запасов) и внерегиональных игроков (США - в первую очередь) только подхлестнул давно начавшуюся здесь гонку вооружений. Пока по наличию военной техники и флотилии Россия остается на Каспии лидером. Ее Каспийская военная флотилия общей численностью в 15 тысяч человек включает бригаду надводных кораблей, бригаду кораблей охраны, бригаду судов обеспечения, управление поисковых и аварийно-спасательных работ, дивизион гидрографических судов, авиагруппу экранопланов и гвардейскую бригаду морской пехоты. Россия планирует усовершенствовать воздушное прикрытие каспийского военно-морского театра за счет оснащения его, в дополнении к имеющимся средствам, новыми зенитными комплексами С-300.
Иран также взял курс на резкое увеличение своего военного присутствия (в 1,5 раза) на Каспии, перебрасывая туда свои ВМС из Персидского залива. В 2003 году была принята новая программа развития Иранской национальной танкерной компании: она предусматривает строительство серии танкеров на местных судостроительных заводах и создании в перспективе иранского танкерного флота на Каспии.
Позиция России, как и Ирана, в отношении проблемы милитаризации Каспия остается неизменной. Оба государства исходят из посылки: поскольку Каспий является внутренним морем прибрежных стран, то охрана морских границ является прерогативой самих этих государств, которые в услугах третьих стран не нуждаются.
В целом процесс милитаризации прилегающего к Каспийскому морю региона развивается на очень нехорошем фоне. Во-первых, прикаспийским государствам до сих пор не удается договориться о правовом статусе моря, что не дает возможности установить здесь единые правила игры. Во-вторых, между некоторыми из них не снята напряженность в двусторонних отношениях. В-третьих, ситуацию обостряют внерегиональные державы и ТНК: контролируя основные нефтяные проекты в Азербайджане и Казахстане, они претендуют на особую роль в этом регионе.
Шагом, способным сдержать милитаризацию Каспия, могло бы стать, по мнению Москвы, включение в Конвенцию о правовом статусе Каспийского моря принципа о недопустимости присутствия на Каспии вооруженных сил третьих стран. Тем более, что любое приглашение вооруженных сил иностранных государств на Каспий противоречит общим соглашениям России, Ирана, Азербайджана, Казахстана и Туркмении.
Безопасность - достаточно сложный феномен, не сводящийся только к военной сфере. Он включает в себя политические, экономические, информационно-идеологические составляющие, имеет человеческое измерение. Поэтому существует целый ряд возможных сфер взаимодействия Ирана и России, которые могут быть направлены на достижение стабильности в регионе: защита окружающей среды, совместные проекты по очистке Каспия от промышленного загрязнения и др.
Москва убеждена, что исключение Ирана из региональных процессов было бы контрпродуктивно - как с точки зрения перспектив политической стабилизации, в которой заинтересована Россия, так и ввиду развития интеграционных процессов в этом новом стратегическом пространстве.
Иран и Россия нуждаются друг в друге, а потому взаимное координирование их действий пошло бы на пользу обеим сторонам. Но Россия и Иран, несмотря на некоторое сходство подходов к безопасному развитию в зоне Каспия, преследуют собственные национальные интересы и приоритеты, которые не обязательно будут совпадать по всем параметрам. Именно поэтому координирование действий Ирана с Россией, остающейся, несмотря на нынешнее ослабление, влиятельной военно-политической силой в регионе, пошло бы на пользу обеим сторонам.
Дина Малышева
http://www.evrazia.org/article/2012