«Замшелые средневековые стереотипы давно пора выбросить в урну»
Kuturgan Fest не за горами. Интервью с вокалистами металл-групп Kashgar Арсением Жердевым и Zarraza Николаем Халабузарем
Меньше чем через 2 недели в Бишкеке состоится второй Kuturgan Fest – одно из самых ожидаемых культурных событий для любителей тяжелой музыки.
6 октября на сцену Асанбай-Центра выйдет известная венгерская группа Ektomorf и представители центральноазиатского метала - Kashgar (Бишкек), Zarraza (Алматы) и The Last Day Of Silence (Бишкек).
ИА Vesti.kg побеседовало с организатором Kuturgan Fest, вокалистом и гитаристом группы Kashgar Арсением Жердевым и вокалистом Zarraza Николаем Халабузарем.
Арсений в одном из интервью говорил, что металлисты в Центральной Азии - маргиналы. С какими стереотипами вы сталкивались из-за образа? Например, геями, сатанистами называли?
Арсений: Я говорил о том, что у нас в Кыргызстане к поклонникам тяжелой музыки (да и рока вообще) относятся как к маргиналам. И оценка начинается уже с внешнего вида. Удивлюсь, если найдется хоть один длинноволосый парень, хоть одна девушка с пирсингом, туннелями или выбритыми висками, кому не хихикали в след на рынках, не кричали на улице что-то в духе: «Э, патлатый/оторва/рокерша…» Или еще что-нибудь похлеще.
Насчет сравнения с геями – не сталкивался (хотя, знакомых с серьгой в ухе когда-то задирали на эту тему), а к наркоманам и сатанистам у нас часто причисляют всех без разбора: достаточно почитать комментарии к видеорепортажам с нашего первого фестиваля.
Отчасти поэтому на второй Kuturgan Fest мы арендуем одну из лучших площадок в городе – Асанбай-Центр, и везем известных во всем мире ветеранов металла - Ektomorf. Пора выводить тяжелый рок и нашу аудиторию из тени, пора заявить о том, что нас много, мы - полноправная часть этого общества со своими вкусовыми предпочтениями в музыке, длине волос и стиле одежды. Давно пора выбросить в урну замшелые средневековые стереотипы и принять тот факт, что у каждого есть право на выбор, если этот выбор не нарушает закон. В Казахстане с этим дела обстоят немного лучше, но об этом расскажет Николай.
Николай: Сатанисты — это да! Хотя я атеист. И когда мне говорят, что я сатанист и музыка наша дьявольская, я предлагаю человеку почитать новости. «Так, сын крупного чиновника создал преступную группировку, похищал и насиловал людей... Слушай, вот этот факт — он же самый что ни на есть сатанинский! Если бы дьявол существовал, он бы вот такое и вытворял, верно? Или ты на полном серьезе думаешь, что дьяволу ведьмы на метлах и черные кошки нужны? А вот этот вот криминальный ад — он тогда чьих рук дело? Под какую музыку это зло творится?» Тут спор, как правило, заканчивается, и новости политики человек со мной читать уже не хочет.
Хотя сегодня эпатажным внешним видом прохожих почти не удивишь. Значит, рокерам стало проще ходить по улицам?
Арсений: Я никогда не пытался кого-то эпатировать, длинные волосы и футболка любимой группы – вот и все мое отличие от большинства прохожих. Для меня достаточно самореализации через творчество, никогда не испытывал потребности в дополнительных инструментах вроде тату и прочих боди-модов. Но я твердо верю, что каждый может делать со своим телом все, что ему заблагорассудится, и никто не вправе его за это осуждать.
Да, в Бишкеке в последние годы неформалам стало чуть проще, люди начинают понемногу привыкать. Но прокатитесь по регионам! Я только что вернулся из Ферганской долины – за неделю не встретил ни одного нестандартно выглядящего местного жителя, за исключением иностранцев-туристов. И даже ко мне первый вопрос у всех был: «Where are you from?»
Николай: Мне – однозначно да... Или я просто забил уже на косые взгляды со стороны. Ну и появляются люди с тату и пирсингом, на фоне которых мои длинные волосы - ничего особенного.
Среди так называемых «олдовых» металлистов бытует мнение, что раньше поклонники экстремальной музыки были более идейно настроенными, радикальными... Можно ли сказать, что нынче металлисты стали менее суровыми и уже мало соответствуют привычному образу?
Арсений: На мой взгляд, основной идеей экстремального металла всегда было противодействие засилью попсы и дешевой, бездушной коммерции. Живая, пропитанная мощью и агрессией музыка, созданная, чтобы пробуждать поколения, как антипод пластиковым, вылизанным до блеска продуктам-однодневкам.
И в этом плане ничего не изменилось до сих пор, тысячи групп по всему миру только с еще большей яростью записывают жесткие, сырые и бескомпромиссные альбомы: кто-то добавляет в свой протест политику, кто-то (как Zarraza) выступает против канонов традиционной религии, многие призывают в своем творчестве к отказу от наркотиков и прочих зависимостей, другие (как мы в Kashgar) исследуют невероятный мир локальных традиций и поверий, воспевают природу родного края… Список идей бесконечен и разнообразен, как и сама экстремальная музыка, но основа обычно одна – искренность и вера в тяжелый рок.
Николай: Ну, это давно доказанный факт, что раньше трава была зеленее, вода мокрее. Если серьезно, то вот только на днях переводил выдержки из дипломной работы по антропологии от британской студентки. Она разобрала множество стереотипов о металхэдах и показала, что сейчас это похоже на племя, сложная субкультура со множеством слоев и непростой демографией. Сообщество металхэдов постоянно растет, усложняется и косить всех под одну гребенку становится все сложнее. Насчет радикализма отвечу так - метал тесно связан с очень критичным взглядом на мир, политику, религию. Но вот радикализм в его политическом понимании не является частью этой культуры.
Рок часто ассоциируют с алкоголем и наркотиками. Насколько здоровый образ жизни ведете вы, ваши коллеги и друзья?
Арсений: Я знаю ровно одного наркомана, с которым давно прекратил любые отношения и до сих пор жалею о том, что когда-то близко общался. Выпить любят многие, и я не исключение – но при чем тут рок? Почему не связывают с алкоголем любовь к попсе или национальному фольклору? Проедьтесь по деревням в нашей или в российской глубинке и убедитесь, что алкоголизм и наркомания никак не связаны с музыкальными предпочтениями, а связаны чаще с низким уровнем жизни и неблагополучной социальной обстановкой. Да и в самом Бишкеке доказательств этому достаточно.
Николай: Значит так — идете в любой популярный клуб, где звучит попса, рэп, и спрашиваете примерно так: «А где купить марку?» ну или что-то вроде. И покупаете наркотики. А после звоните мне и отвечаете на мой встречный вопрос — ну и при чем тут метал-музыка? Или музыка вообще? У нас во дворе шпана прекрасно без музыки бухает.
Есть еще такой стереотип: «Вот вы набухаетесь и орете на сцене поэтому!» Ага. Только нашу музыку пьяным не сыграть — скорости высокие, координация требуется, пальчиками шевелить надо много-много. Пьяным в мошпит я тоже ходить не советую. Ну и потом я как-то обратился к производителям алкоголя с просьбой выступить спонсорами — и получил ответ: «Нет, мы классику спонсируем!» Ну значит на классических концертах и надо искать алкоголиков, так же?
Строго говоря, алкоголь в моей жизни есть, да. Конечно, хотелось бы, чтобы его было больше... Но гитара ругается на меня пьяного. А гитар у меня две... Три. Сильно ругаются.
В Кыргызстане металла почти нет. Почему, как думаете?
Арсений: Металл есть, но существует он за счет единиц групп, энтузиастов и организаторов концертов. В отличие от времени расцвета металла в 90-е, их можно пересчитать по пальцам одной руки. Причем, слушатели есть, аудитория не такая уж и маленькая, но старые группы давно распались, а новых практически не появляется.
То же самое и с роком. Одна из причин – просто негде выступать. Другая – за металл и рок не платят. В большинстве заведений предпочитают приглашать поп-кавер-группы, мотивируя тем, что авторская рок-музыка – «неформат», «не пользуется спросом»… Эту прискорбную ситуацию мы и пытаемся изменить, устраивая масштабные события и создавая платформу для дальнейшего развития не только экстремальной, но и авторской музыки в целом. Это небыстрый, затратный и сложный процесс, но кто-то должен им заниматься.
Николай: Если перенести вопрос на Казахстан, могу сказать, что металл-сцена как раз растет, приходят и передовые технологии, и международный опыт, и как результат группы, пусть пока и не массово, начинают выпускать альбомы, вполне конкурентоспособные, которые я с гордостью включаю подвернувшимся иностранцам. Группы разные по жанрам, стилистике.
Рок и металл в частности – это музыка индустриального и постиндустриального общества. Мы туда не то идем, не то ползем, но движемся, так что и будущее у такой музыки есть. Феодальные напевы кому-то кажутся привлекательными, но это обречено, это экзотика, не более.
В начале «нулевых» годов было принято считать, что андеграунд-сцена более развита в Бишкеке, нежели Алматы. Так ли это? Каковы сегодняшние различия между металл-тусовкой в Алматы и Бишкеке?
Николай: Насколько помню, в начале нулевых так и было, бишкекские группы постоянно ставили в пример, на них был спрос в Алматы. А одной из реплик из Бишкека конкретно в наш адрес как-то было «ну наконец-то казахи металл играть научились». Честно говоря, мне кажется, что применительно именно к Алматы этот расклад все-таки сохранился. Бишкек впереди. Не в большом отрыве, как раньше, но впереди. Возможно, в деньгах дело — у нас легче зарабатывать каверами и кабацкой музыкой, и очень многие достаточно быстро из андеграунда сворачивают в эту сторону, а вернуться сложно. Но это факт — просто потому, что тяжелых групп из Бишкека с записями, с концертной историей я могу назвать больше, чем из Алматы.
Арсений: Добавлю, что после концертов Kashgar в Алматы и в Астане к нам подходили люди в возрасте 35-40 лет со словами «Вот это круто, прям как в нулевых, когда здесь на бишкекские банды очереди выстраивались по тысяче человек!». Да, в Бишкеке когда-то была мощная металл-тусовка, но при этом в Алматы на концерты всегда собиралось большое количество людей. Публика Алматы очень душевная, нас всегда тепло принимают и очень внимательно слушают.
Это второй фест. Что можете сказать о металл-аудитории в КР? Есть ли у нее потенциал роста?
Арсений: Интерес со стороны слушателей и в прошлый, и в этот раз наблюдается довольно большой. Металхэды ждут нестандартных событий, люди хотят ходить на концерты и слушать качественную музыку в любимом жанре. И если для поклонников джаза и классики у нас есть отличные ежегодные фестивали, то в плане металла несколько лет была полная тишина.
В прошлом году мы с Kashgar основали Kuturgan Fest, а Миша Ефименко c My Own Shiva возродил свой Rock Da Bone – металхэды оживились и воспряли духом. В этом году оба фестиваля проходят осенью и обещают гораздо больший масштаб и размах. Направления у нас немного разные – на Kuturgan Fest представлены более традиционные жанры метала с легендарными грув-металлистами Ektomorf в качестве хэдлайнеров, а на RDB выступят весьма известные среди молодежи россияне WildWays, там упор больше на нью-метал и металкор.
Уверен, что потенциал и у аудитории, и у фестивалей огромный, но, конечно, без финансовой и спонсорской поддержки развиваться будет сложно. А планы на будущее у нас очень серьезные, уже договорились с группой нереального уровня на будущий фестиваль. Надеюсь, этими большими концертами мы покажем потенциальным партнерам, что метал можно и нужно поддерживать!
Жив ли рок вообще?
Арсений: Да. И будет жить, хотя серьезный спад сейчас наблюдается по всему миру. Причин тому много, и об этом много пишут. Одна из основных – кризис самой индустрии. Крупные лэйблы и корпорации пытаются перестроиться под новую модель, артисты пытаются напрямую, без посредников выходить на своих слушателей, продажи то падают, то растут на неожиданных носителях… Многое радикально изменилось с развитием сети. Но я уверен, что со временем кривая на графике популярности рока пойдет вверх, все постепенно отрегулируется и выровняется.
Николай: В каждой отдельно взятой стране ситуация разная. Где-то рок цветет, где-то больше на сорняк похож. Скажем, 50 лет назад рока в нашем регионе не было, 20 лет назад он был другим, так что сейчас просто очередная фаза развития. И будет следующая.
Можно услышать мнения о том, что когда-то в моде была «Ария», «Король и Шут», а теперь они «вышли из моды». Можно ли сказать, что металл вошел в моду среди рок-направлений? Или что сейчас «в моде», как вы считаете?
Арсений: Мнений можно услышать великое множество, здесь каждый пусть решает для себя. Я же скажу одно – мне всегда было плевать на моду, и мне не интересны группы, которые делают что-то потому, что это модно. Мы играем музыку, которая вдохновляет прежде всего нас самих, и делаем это просто потому, что не можем не делать. А причислять музыку к какому-то жанру, пытаться навязывать моду и навешивать ярлыки – удел критиков.
Николай: Мода – это скорее маркетинговый инструмент, своего рода стратегия продвижения. Я одно время переживал насчет моды — мы-то были немодные! А потом дорвался до статистики реальных продаж метал-музыки, публикуемых, например, на портале MetalInsider, и был слегка шокирован. То, что считалось модным, порой продается слабо или средне, и далеко не все. А потом появляются какие-нибудь Power Trip, принципиально играющие так, как будто на дворе 1987 год — и уже второй год подряд продают свой альбом крепкой средней цифрой. Каждую неделю! Глядя на такие цифры продаж становится понятно, что мода — это маркетологи выдумывают. А у хороших жанров и коллективов есть своя устойчивая аудитория.
Мода играет очень важную роль. Модные группы легче ставят на ТВ и радио. И тем самым приучают общество в целом и молодежь в частности к звуку тяжелых гитар. Например, те же LINKIN PARK – даже в западных СМИ мелькает определение, что это не метал, это типичный бойз-бэнд, просто гитары жужжат. Но при этом коллектив привел новое поколение слушателей в металл-музыку.
Нынешняя звезда мирового дэткора, россиянин Александр Шиколай — он ведь на «парках» в том числе вырос. А послушайте, какой экстрим выдает сейчас! Мы на его фоне, пожалуй, модными мелодистами можем показаться. Вот так мода помогла создать боевую единицу экстремальной музыки.
Как вы относитесь к небывалой популярности рэпа на сегодняшний день?
Арсений: Рэп мне всегда был совершенно безразличен, хотя в метале достаточно артистов, которые с удовольствием и, зачастую, удачно используют рэп. Заметил, что многие рэперы сейчас стали обращаться к традиционно метальным темам и символике. Но в целом я не слежу за этим направлением.
Николай: Рэп многословен - он рассказывает истории. Металл с помощью гитар рисует звуковые картины. Пугающие, где-то мрачные, где-то яркие фантасмагории. Хотите сказать, что многословные истории в моде? Пусть так, но ведь от многословия иногда можно устать, верно?
Должен ли исполнитель учитывать вкусы своей аудитории? Или нужная публика собирается вокруг исполнителя?
Арсений: Очень непростой вопрос. Могу ответить только за себя. Если бы мы ориентировались на аудиторию, когда собрали Kashgar, то получилось бы что-то совсем другое, может даже и не металл вовсе. Но собрались мы потому, что хотели исследовать именно это направление, экспериментировать с тяжелыми формами, если угодно.
Нам многие говорили, что музыка непонятная, «не фестивальная», такое давно не в моде… Нам было все равно, мы продолжали делать свое дело. И уже через год после первых полупустых залов в «Цеппелине» и в Москве, мы отыграли большие концерты с Zarraza в Алматы, а еще через полгода собрали больше 400 человек на первый Kuturgan.
Тот же Ektomorf уже 25 лет остаются верны своему стилю, и продолжают развивать свою идею, не обращая внимания на критику, сравнения с Sepultura, а зачастую и пренебрежительное отношение фанатов других жанров. Результат – 16 альбомов, по праву завоеванное высокое место в мировом металле, регулярные выступления на самых престижных фестивалях Wacken, Summer Breeze и With Full Force и туры по всему миру! Думаю, если заниматься любимым делом искренне и самозабвенно, то слушатель находится всегда.
Николай: Конечно должен! Но мы вот не умеем, нам-то с самого начала только ленивый не говорил, что мы немодные. Так что рассказать про подстройку под слушателя мне нечего.
Многие рок-группы признаются, что вдохновлялись творчеством зарубежных коллективов. Есть ли такие вдохновители у вас? Что вы любите слушать сами?
Арсений: Конечно, источников вдохновения масса, в формат этого интервью их не уместить. От классического хард-рока, арт-рока и психоделики (Led Zeppelin, Black Sabbath, King Crimson, Pink Floyd…), до первопроходцев Death, Mayhem и ранней Metallica… Мы не зацикливаемся на каком-то определенном жанре, нам важнее сам процесс поиска, эксперимент. И то, что получается, судя по многочисленным западным рецензиям, зачастую не укладывается в обычные шаблоны метальных направлений. И это нас, откровенно говоря, полностью устраивает.
Николай: Можно много имен перечислять, все это так или иначе просачивается в нашу музыку, а потом мы в рецензиях на свой альбом читаем: «слышно, что группа вдохновляется Sepultura, Decapitated». А иногда такое определение наших влияний удивляет - один портал нам написал: «Вы очень похожи на Slipknot, а мы их не любим и не будем вас рецензировать!» Хотя где там Slipknot в нашей музыке - для меня загадка.
В чем смысл отсылок к смерти в творчестве Zarraza (NECROshiva, черный юмор при общении с подписчиками, даже само название группы)? Есть ли объяснение, или это атрибут рока — эпатаж?
Николай: Рок-группы и особенно металл-группы — современные шаманы. Подчеркнутая ритмическая основа в нашей музыке, перегруженные гитары, надрывный голос — это формула, призванная сначала сжать ваши мышцы в напряжении, накачать их адреналином — чтобы потом помочь освободить ваших демонов в плясках-конвульсиях-моше и слэме. Чтобы позже у вас наступил катарсис. Мы именно помогаем освободиться от демонов и страхов.
Но для этого вам надо бы сначала заглянуть в лицо страхам и демонам — в том числе и страху смерти. Ограниченность нашего существования — это факт, реальность. В то время как стандартная культура предпочитает тему игнорировать, избегать, прятать, мы ее признаем — но для того, чтобы обострить у слушателя ощущение ценности текущего момента жизни. Особенно момента, прожитого с нами на концерте в мошпите или прыжке со сцены.
Однажды после гига ко мне подошел взрослый мужик: «Я вообще металл не слушаю! Алкоголь не пью! Но второй раз на вашем концерте. Я когда ваш вот этот мош-дебош увидел... Ну это же вообще, это то, что надо, чтобы пар выпустить!» И в третий раз его видел на концерте. Думаю, что и еще увижу, за что ему спасибо!